А она, заметив изменившийся взгляд юного супруга, только крепче сжала искусанные губы, как он тогда ожесточено решил - страстным любовником.
Разумеется, ни о какой взаимной любви после этого Антор и не помышлял, да и молодая жена ловко избегала встреч с супругом, особенно когда стало ясно, что его краткие визиты в супружескую спальню принесли желаемый результат. Все изменилось после рождения Элессит. Неожиданно даже для себя Антор почувствовал в сердце необычайную нежность и теплоту, рассматривая золотистые волосики и крошечные кулачки дочери. Он точно знал, что ребенок его, Алекса не дала ни единого повода для сомнений, и кроме того, фамильное родимое пятно, украшавшее поясницу всех отпрысков герцога Дабтурского, обнаружилось на своем законном месте.
Гийом начал появляться в покоях жены на рассвете и уходить только поздно вечером, покидая комнату только для того чтобы переодеть испачканный камзол и пообедать. Он и не пытался понять, откуда в нем такая любовь к дочери, был ли то голос крови, или смутное стремление быть ближе к единственному родному существу в этом огромном чужом мраморном дворце. Но через декаду он уже купал и пеленал ребенка не хуже опытной няньки, и знал, чем нужно смазывать складочки и как стричь крошечные ноготки. Алекса, в первые дни напряженно следившая за каждым его движением, к этому времени успокоилась и тихо дремала, пока юный супруг мягко ходил по ковру укачивая дочку.
В тот вечер Гийом долго не мог уснуть, накативший на побережье штиль, несмотря на распахнутые настежь окна не давал отдыха от летней духоты даже ночью, постель казалась неудобной а в ушах еще звенел плач дочки. Ребенок что-то особенно капризничал сегодня, возможно, тоже страдал от жары. Лорд сердито прошлепал в купальню и шагнул в мраморную бадью с прохладной водой, лучшее средство вернуть себе нормальный сон.
Гийом и в самом деле почти заснул после купанья, когда донесшийся издалека надрывный детский плач, словно ураганом сбросил его с постели.
Лестницу и пару залов он пробежал за считанные секунды, а когда ворвался в спальню, путаясь руками в рукавах непослушной рубахи, то потрясенно застыл, в растерянности оглядывая разбросанные детские вещи и пустую кроватку. Жуткая догадка о нападении злобных и коварных похитителей лишь на миг заставила лорда застыть в растерянности, уже в следующий момент он собрался и начал действовать. С силой подергал шнур звонка, вызывая на подмогу проспавших нападение стражников, и когда шнур, не выдержав такого обращения, обвис в руках бесполезной бечевкой, бросился в кабинет жены, вспомнив, что видел там висящие на ковре кинжалы. Стражники толпой вломились в дверь из коридора, и в то же мгновенье с балкона влетела перепуганная нянька. Через минуту все объяснилось, Алекса, решив, что не перестающей плакать дочери мешает заснуть духота, отправилась укачивать ее на широкий балкон, надеясь на случайный ветерок и ночную прохладу.
-Не могла мне сказать, - сердито пробурчал Антор, забирая хнычущего ребенка из рук герцогини и случайно в неверном свете луны заметил, каким несчастным и обиженным стало на миг ее лицо.
Но ему хватило и этого мгновенья, чтобы все понять. И не выпуская из одной руки ребенка, другой решительно притянуть к себе жену.
С той ночи лорд возвращался в ее покои и после ужина, но далеко не сразу они сумели разрушить возведенную обидой и недомолвками стену. Дочка подрастала, и днем герцогиня усиленно занималась запущенными за последние месяцы государственными делами, а Антор, не желая, чтоб их маленькая тайна стала достоянием чужих языков, вовсю флиртовал со служанками, иногда специально прогуливаясь с очередной красоткой под окнами кабинета миледи. Но никогда этот флирт не переходил во что-то большее, и неизменно он встречал рассвет в постели жены, чтобы, оставив на сонной щечке прощальный поцелуй, тенью ускользнуть в свою спальню.
Постепенно Гийом смирился и со званием консорта и с её нежеланием допускать его к решению государственных дел. Он даже почти решился переступить через свою растоптанную гордость и уязвленное самолюбие, и сказать ей заветные слова, как случилось то несчастье.
В тот ясный весенний день, когда они принимали гостей в городском доме, на Гийома внезапно обрушился дикий ужас и отчаяние дочери. Ощутив ее чувства так остро, словно в него самого вонзился кинжал, лорд ринулся прочь из-за праздничного стола, сметая всё на своем пути. А выскочив на дорожку, ведущую к воротам, внезапно сообразил, что в праздничный день не так-то просто будет добраться до дворца. Отчаяние и горе рвали душу Гийома на части, и духи услышали его страстный призыв, открыв для консорта зеленый путь. И уже в следующий момент он вихрем влетел в беседку и подхватил на руки исцарапанную и зареванную Элессит.
Лорд надолго смолк, отвернулся к темному окну и о чем-то задумался, потирая тонкими пальцами дергавшуюся под глазом жилку и изредка глотая давно остывший чай из почти пустого стакана, молчали и мы. Я уже услышал почти всё, что хотел и теперь не зал, как потактичнее остановить его откровенную исповедь, точно зная, что уже утром, если прямо не сейчас он пожалеет о своем порыве.
Но опровергая мои предположенья Гийом вновь заговорил, суховатой лаконичностью фраз постепенно разрушая хрупкое чувство сострадания и сопричастности. Жизнь перековала его, сделав из доверчивого мечтательного подростка сильного и осмотрительного мужчину, и теперь он не желал ничьей помощи или даже простого участия.